Лукуллов пир

До сих пор нередко приходится слышать дичайшие (с точки зрения соответствия фактам) утверждения о том, что «методы политического насилия» применяются в Израиле исключительно т.н. «правым лагерем». Те, кто произносят это, предпочитают начисто забывать о братоубийственных «Сезонах» (Большом и Малом), о расстрелянной «Альталене», о кровавом навете по следам убийства Арлозорова, о гистадрутовских фашистах, дубинками разгонявших собрания сторонников Жаботинского, о «Тайном Кибуце», о гнусном предательстве НИЛИ и о других, менее громких «подвигах» левого террора.

Кто-то скажет, что вышеперечисленные случаи – отнюдь не террор, а всего лишь насильственная форма законной политической борьбы и что под «классическим террором» следует понимать исключительно индивидуальные покушения, типа действий Игаля Амира или Йоны Аврушми.  Что ж, даже если принять эту сомнительную точку зрения, то и тут левым принадлежит несомненное лидерство. Самое первое в современной истории Эрец-Исраэль политическое убийство еврея руками евреев было совершено 30 июня 1924 года, когда по приказу Хаганы (и непосредственно Рахели Яннаит, жены будущего Президента Израиля Ицхака Бен-Цви) был застрелен на выходе из синагоги некто Исраэль де-Хаан, связанный с антисионистскими кругами иерусалимских ультраортодоксов.

Но сейчас я расскажу вам о другом преступлении левого террора, которое почти наверняка прошло мимо вашего внимания. Почему мимо? Уж не потому ли, что жертва террористов занимала незначительный пост в политической иерархии? Нет, это вряд ли могло бы считаться оправданием. К примеру, невинно убиенный шалом-ахшавник Эмиль Гринцвайг был очень мелкой сошкой, а вот поди ж ты – поминается всякий раз, когда заходит речь о «еврейском терроре». Что уж говорить о такой крупной сошке, как премьер-министр! Это и не сошка даже, а целый комбайн с ежегодными двухнедельными камланиями на площадях и спец-уроками по ударной промывке невинных детских мозгов в каждой израильской школе.

Конечно, премьер – это вам не мелкий функционер крошечной левацкой группировки «Шалом-Ахшав». Это, как ни крути, всенародный масштаб. Окей, ладно. Но что, если взять немножечко пониже – совсем чуток, оставаясь на том же всенародном уровне? Если жертва террора – не премьер, а, скажем, министр транспорта? Это ведь тоже всенародно, не так ли? Ну, пусть не комбайн, но уж никак не сошка, а ничуть не меньше трактора (или, учитывая специфику министерства, автобуса). Отчего бы и его не почтить памятными митингами и кампаниями-камланиями – пусть и не двухнедельными, а, скажем, двухдневными? Отчего бы и ему не посвятить несколько пафосных слов перед школьным классом – всего несколько словечек, а не целый урок? Отчего бы не заклеймить последними словами его убийцу, который если не умер в тюрьме после бессрочного заключения в одиночной камере, то наверняка еще сидит там и по сей день? Отчего? Масштаб-то сопоставимый…

Отчего? Ответ прост: оттого что в случае с министром транспорта террористы принадлежали к левому лагерю, а жертва – к правому. Точка, конец объяснения.

Но – обо всем по порядку. Жил да был некий Амос Кейнан (урожденный Левин) – воспитанник крайне левой сталинистско-фашистской организации «Хашомер Хацаир», убежденный коммуняка, соци и яростный антиклерикал, автор постоянной колонки в газете «Гаарец». Судя по одному из своих журналистских псевдонимов (Лукулл), Амос любил пожрать, причем по-римски, то есть выблевывая предыдущие блюда ради последующих. Возможно, поэтому период строжайшей экономии (ткуфат ха-цена), введенный правительством Израиля в первое десятилетие существования государства, ударил по Кейнану больше, чем по другим.

Впрочем, любые запреты можно стерпеть, коль скоро они касаются всех. Но как быть несчастному Лукуллу, когда он вдруг обнаруживает, что отдано предпочтение кому-то другому – и хуже того: не просто «другому», а ненавистному иудею с кипой на голове? Именно так было воспринято Кейнаном распоряжение тогдашнего министра транспорта Давида Цви Пинкаса об ограничении – в целях экономии бензина – поездок частного автотранспорта пятью днями в неделю. Пинкас представлял в Кнессете партию религиозных сионистов «Мизрахи» и уже одним тем не нравился заклятому язычнику Лукуллу. В общем, решение министра включить в число двух запретных дней именно субботу – субботу! – нельзя было расценить иначе как грубый религиозный диктат.

В знак протеста Амос Кейнан решил убить Пинкаса. Ага, то что слышали: убить. Для непонятливых читателей левых убеждений повторяю по буквам: У-Б-И-Т-Ь. Теперь достаточно ясно? Значит, можно продолжать.

В качестве специалиста по взрывчатым веществам Кейнан привлек некого Шалтиэля Бен-Яира, который и сварганил бомбу. В канун субботы 20 июня 1952 года журналист газеты «Гаарец» Амос Кейнан установил «адскую машину» на балконе тель-авивской квартиры Давида Пинкаса. По неизвестным причинам бомба не взорвалась (не иначе как тоже соблюдала шаббат) и была обезврежена полицией в тот же день. На всякий случай полицейское начальство решило выделить для охраны квартиры аж двух постовых.

Постовые честно дремали на посту, когда Лукулл в следующую же полночь прошел мимо них с новой бомбой. На сей раз взрыв удался. Помимо семьи министра, пострадали и другие жильцы: двери вылетели у нескольких квартир. Немедленных жертв не было, если не считать Пинкаса, которого увезли в больницу в состоянии сильнейшего шока; он скончался от инфаркта менее двух месяцев спустя в возрасте 57 лет.

Кейнан и Бен-Яир были арестованы если не на месте преступления, то по соседству с ним, спустя несколько минут после взрыва. Арестованы, посажены в одну камеру (вопреки правилу, препятствующему «согласованию показаний») – и выпущены под залог две недели спустя. На следствии оба молчали, как мертвые римляне. При этом полиция не удосужилась даже установить наличие/отсутствие следов взрывчатки на руках террористов, а факт обнаружения того же вещества при обыске в квартире Бен-Яира был объявлен «незначительным» и не внесен в список улик. О первой, обезвреженной бомбе предпочли вовсе забыть – она в деле не фигурировала вообще.

Некоторое время спустя Лукулл и его подельник предстали пред грозными очами судьи Цви Целтнера (впоследствии профессора и президента Тель-Авивского окружного суда) по обвинениям в «причинении ущерба жилому дому и в транспортировке взрывного устройства». Целтнер оправдал обоих по всем пунктам, признав изложенную на суде версию обвиняемых более правдоподобной, чем улики, собранные полицией. Последние включали показания официанта, который своими ушами слышал, как Кейнан и Бен-Яир обсуждали предстоящую операцию за столиком кафе.

«Более правдоподобная» версия Кейнана гласила, что накануне ему позвонил неизвестный, пригласивший журналиста прийти в полночь к дому министра. На вопрос «Зачем?» аноним якобы ответил: «Будет интересно». И всё. Повторю: эту фантастическую телегу обвиняемый впервые накатил в зале суда, поскольку со следствием не сотрудничал вовсе. Согласно принятой в Израиле практике, такие версии обычно отвергаются судом с порога – на том логичном основании, что следствие не имело возможности проверить их истинность. Неудивительно, что дело дошло до БАГАЦа – Верховного Суда Справ…гм…едливости, и тот отважно сделал выговор коллеге Целтнеру. Выговор сделал, но приговор оставил в силе, а террористов – на свободе.

Вы спросите, откуда известно, что они действительно подложили бомбу? Ответ: от них самих. Сначала Шалтиэль Бен-Яир, со временем перебравшийся на ПМЖ в Канаду, в газетном интервью рассказал, как было дело, а не так давно и вдова почившего в бозе Лукулла (нет, не от обжорства – от Альцгеймера) профессор Нурит Герц опубликовала его посмертные воспоминания.

Итак, подведем итог. Еврей-террорист, дважды покушавшийся на жизнь министра еврейского правительства, был не только оправдан всеми судебными инстанциями государства, но и продолжил успешную карьеру в местной левой (другой здесь не имеется) официальной культуре, при том, что сама память о преступлении была старательно замята, замолчана, заглажена его влиятельными друзьями – генералами здешних культурных, академических, чиновничьих, судебных карьер. По одной-единственной причине: Амос Кейнан-Левин-Лукулл был «своим», а убитый им министр, человек, муж, отец – «чужим». Этого хватило.

После короткого перерыва в профессиональной деятельности (на время суда Кейнану пришлось-таки уйти из «Гаарец») Лукулл переехал в Париж, где нашел много единомышленников в лице тамошних коммунистов. Наверно, он сдружился бы и с Пол Потом, но будущий строитель светлого будущего в кровавых канавах Камбоджи убыл туда за два года до приезда своего израильского братка. Хорошенько подзарядившись революционной энергией, вернулся на родину и Кейнан – уже в качестве бесспорного властителя дум, писателя, драматурга, журналиста. Помер в 2009-ом, успев по дороге обзавестись несколькими престижными литературными премиями.

Вы спросите: сколько их еще, таких Лукуллов, обжирающихся и блюющих нашей плотью и кровью? Не знаю. Наверно, много. Если уж замяли убийство министра, то отчего бы не оставить в неизвестности еще десяток-другой менее заметных случаев? Ведь у них сила, власть, тюрьмы, университеты, суды, массмедиа, прокуратура, цензура. А что у нас? У нас только правда – и ничего, кроме правды. Не так ли, Игаль?