Валенки

Утверждаемое в священной Книге человеческое Богоподобие – залог нашей способности служить мостиком между Создателем и реальностью мира, заведомо построенного на пожирании других – в том числе и себе подобных. Именно поэтому мы не можем полностью избавиться от людоедства, но не должны и позволять ему овладеть нашим существом. Человеческая жизнь священна. С этой двойственностью трудно смириться, в ней нелегко разобраться. Нелегко, но необходимо.

Человеку должна быть отвратительна людоедская ментальность, предполагающая утилитарность и взаимозаменяемость людей, грошовую ценность их бытия. Нам, вышедшим из Страны Советов, она знакома более чем. Советские руководители и советские генералы, измерявшие успех и доблесть вверенных им строек и армий количеством израсходованного «человеческого материала», советские историки и поэты, восхвалявшие эти чудовищные преступления, советские люди, дружно подпевавшие им… – всё это – проявления людоедской ментальности, нуждающейся не только в основательном искоренении, но и в постоянной прополке.

Именно эту ментальность мы наблюдаем сегодня в собранной с бору по сосенке армии России. Любой ценой захватить. Взять к празднику. Обеспечить референдум. Атаковать в лоб. Бросить под огненный вал артиллерии вчерашних мобилизованных недотеп, не умеющих держать автомат, выхваченных из городских автобусов Донецка, из очередей в кассу луганских супермаркетов. Пройти вперед по их трупам. К пятнадцатому числу выйти на рубеж. Почему к пятнадцатому? Потому что старший приказал. И вообще – пушечное мясо не задает вопросов.

«В армии НЕТ тепловизоров, НЕТ бронежилетов, НЕТ аптечек, - так, с великанскими «НЕТ», пишет в телеграмм-канале патриота Захара Прилепина патриот Петр Лундстрем. – Я приезжаю сюда и каждый раз смотрю в глаза солдатам. Мы сейчас передаем по два бронежилета на батальон, а нужны их сотни. А вы проводите миллиардный праздник. Да что с вами такое?..»

Российский контрактник рассказывает о своей личной мобилизации. Новичок получает форму и берцы. И то, и другое шьют-тачают в колониях и тюрьмах из дешевых заменителей, так как утвержденные ГОСТом чуть менее убогие материалы разворованы. Качество соответствующее. Остальное приходится покупать за свои. Вариант: своровать. Вариант: отобрать у слабого «собрата-по-оружию». Вариант: снять с убитого товарища.

У страны с миллиардными нефтегазовыми доходами нет денег на элементарное обмундирование посланных на бойню солдат, зато есть на дворцы, яхты, олимпиады, международные форумы и праздничные фейерверки. Потому что важны там пацанские понятия и жлобская распальцовка, а вот люди – грязь, лагерная пыль, пушечное мясо.

Пять лет назад, сразу после кончины Иона Дегена, сеть наполнилась ужасающим текстом, который был (предположительно) сочинен семнадцатилетним мальчиком, не слишком осознающим людоедский смысл написанного. «Стих» цитировали в качестве похвалы, как памятник ушедшему, как след, оставленный им в грядущих поколениях. Этот шум казался мне тогда – как и сейчас – величайшей несправедливостью по отношению к Иону Лазаревичу – удивительному человеку, чьим главным качеством было упрямое утверждение своего личного человеческого достоинства.

Это и стало его памятником, его следом, его славой – человеческое достоинство. Достоинство – а не советская, российская, недостойная человека ментальность, кровавой лужей разлитая по «стихотворению» «Валенки».

И эта, повторю, величайшая несправедливость сильно задевала меня в те дни. Хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать несущееся со всех сторон: «валенки… валенки… валенки… гениальное стихотворение… правда о войне… валенки… потрясающе… валенки…»

Валенки восхваляли «Валенки» и, восхваляя, ожесточенно набрасывались на тех, кто осмеливался хотя бы полусловом усомниться в адекватности этого кощунственного шума – в том числе и на меня. Но сейчас снова я повторяю написанные мною слова – часть их я перенес сюда, не изменив ни буквы. Повторяю и буду повторять, пока не дойдет: то, что начинается с таких вот валенок, неизбежно кончается Бучей. Неизбежно.

Через два-три месяца в Украину придет зима. Придет в окопы Лугандона, в причерноморские степи, на берега Днепра, Оскола и Северского Донца. И уже новые парни и мужики будут стаскивать валенки с убитых, потому что можно не сомневаться: их снова не хватит на всех. А к северу от грязи и крови, в столицах, воры-генералы и воры-министры будут сытно жрать, сладко спать, рассекать в майбахах и дрючить в банях мясо другого рода.

Но можно не сомневаться: прильнувшие к телевизорам дебильные людоеды снова, в который уже раз, примут эту омерзительную реальность как должное. Снова по-вампирски цыкнут зубом и скажут: «Что ж… валенки… правда о войне… валенки…»

Потому что все они – одной шерсти, одной крови и одной мысли не только с тем, кто остался в степи теперь уже босоногим трупом, но и с вышеупомянутыми генералами и министрами. И пока это будет продолжаться, не стоит ждать перемен.